Лучше быть летчиком или проходчиком? Откровения строителя минского метро Андрея Красовского.

Андрей Красовский всю юность промечтал о небе, тщательно готовился к поступлению в летное училище, пожертвовал ради этого большим футболом — в молодежной сборной Беларуси в 1986 году он играл уже в основном составе. Несколько раз пытался поступить в летное училище, а в конце концов стал инженером-строителем. Работает горным мастером в проходческой бригаде участка N 9 на перегоне “станция "Западная" — "Раковская” минского метро.

— Как же так вышло: мечтали о небе, а работаете под землей?

— В 1989 году пришел из армии, восстановился в политехнической академии, со временем обзавелся семьей, родился ребенок, нужно было как-то жить — вот и пошел в метрострой. По тем временам работа здесь считалась хорошо оплачиваемой. Начал в 91-м году рядовым проходчиком. Работал и отбойным молотком, и лопатой, и... голыми руками песок разгребал. После отбойного молотка — пломбы в зубах “летели”, суставы в руках ныли.

— Желания уйти, поискать работу полегче не было?

— Уйти из метростроя — нет, а вот зарабатывать побольше — это желание не пропадало никогда. Ездил работать вахтовым методом в Москву — там метростроевцам платят гораздо больше, чем в Минске. В 1993 закончил БГПА, учился на курсах по управлению горными работами и сейчас руковожу бригадой. Физически полегче стало, но морально — тяжелее в несколько раз: несешь ответственность не только за объект, но и за каждую человеческую жизнь.

— И что сегодня тебя волнует больше всего?

— Не поверишь — не ударный труд в забое, не дисциплина и не перевыполнение плана по проходке тоннеля, а самая банальная оплата труда, когда за лишние метры проходки нам не платят вообще. Плюс — изношенная техника, на обновление которой не выделяется ни рубля. К примеру, мы нарвались при проходке тоннеля от станции “Пушкинская” до “Молодежной” на обводненный песок (мульку), наш механизированный проходческий щит замыло водой — пришлось демонтировать и... сдать в утиль. Работаем теперь на немеханизированном щите, а это — при той породе, которая нам попадается, — максимум полметра за смену, хотя по плану должны делать три метра проходки под землей.

— И когда же, при таких темпах работ, откроются новые станции?

— Лет через шесть — не раньше. Даже при наших темпах проходки к концу этого или началу следующего года мы все-таки пророем эти тоннели. Самое сложное — строительство самих станций. Это как целый дом многоквартирный построить — только под землей, что намного сложнее. А на сегодняшний день уже прорыты два тоннеля между станциями “Раковская” — “Пушкинская”.

— Небо не снится?

— Со временем все меньше и меньше жалею о том, что не поступил тогда в летное училище. Один мой одноклассник окончил то летное, куда я хотел попасть. Сейчас он сидит на “точке”, ходит на дежурства да “глушит” технический спирт. А летает максимум два часа в месяц. Как он рассказал мне, сейчас это позволить могут себе те, у кого блат есть или дедушка генералом был. А здесь, под землей, никакого блата не надо, только чутье природное — что там, за вырытым слоем земли, скрывается.

Беседу вел Владимир Ярец.
Минск, 1998 год